Чёрный смерч - Страница 54

Пересчитать гривастых казалось невозможным, но сразу было ясно, что там их не меньше, чем несколько сот. Вели себя чужинцы по-хозяйски и прятаться не считали нужным. Одни спускали на воду неуклюжие, на скорую руку связанные плоты, другие тащили оружие, какой-то скарб, третьи, подгоняя древками копий, гнали пленных. Пленников было совсем немного, видно, и впрямь завоеватели изрядно прочистили Завеличье, кинув замороченных пленников в бойню у Большого селения, и теперь гнали на убой выловленные остатки тех, кто сумел поначалу скрыться.

Лишь несколько секунд люди пребывали в растерянности, затем Тукот быстро и решительно начал распоряжаться.

– Ты, – приказал он тому из гонцов, что был помоложе, – беги к своим, поднимай всполох. Расскажешь старейшинам, как мэнки воюют, какие мороки наводят, чем их взять можно. Чтоб люди готовы были и в себя самих стрелять не боялись! Ромар и ты, йога, вам сейчас ховаться надо, ваши жизни всего дороже, а нам вас не оборонить. Ну а мы этих задержим, как на выстрел подплывут.

Никто не пытался оспорить решение старшего, хотя и понимали люди, что если у кого и есть шанс остаться живым, так только у гонца, что, бросив всё, помчится сейчас поднимать на войну родичей.

– Прежде времени чужинцам не показывайтесь, – кидал слова Тукот, споро распуская тесьму на связке запасных стрел, – а то они щиты подготовят – только погибнем зря. Как подплывут, тут и бить начнём.

Таши и Данок уже были готовы к сражению, Репко – гонец из Верхнего, не имевший никакого оружия, кроме лёгкого дротика, скрежетал зубами и чуть ли не желал, чтобы кто-то из товарищей уже погиб, чтобы он мог схватить лук убитого. Сыновья медведя, которым обычай предписывал идти по чужим землям с убранным вооружением, решительно натягивали тетивы на свои тугие луки. Ни тени сомнения не промелькнуло на их лицах, лесовики сразу поняли, что здесь им и сводить счёты с обидчиком, мстить за погибших родных, защищать свой озёрный край на берегах чужой широкой реки, сражаться бок о бок с прежде нелюбимыми степняками.

Уника отползла к кустам, волоча за собой Ромара, которому без рук ползти было бы затруднительно, нахлобучила на старика шапку, отводящую недобрый взгляд. Шапка эта была сшита самой Уникой под присмотром Ромара и бессмертного чужинца Баюна. Довольно надеть эту шапку на голову, и можно безопасно находиться в самой толпе врагов: вроде и смотрят они на тебя, но не видят. Конечно, всё это до поры – попробуй в такую минуту достать оружие, и сразу твоё присутствие будет замечено. Однако, если хочешь спастись, то лучше средства не придумаешь.

Ромар был непривычно тих и покорен, он дозволял делать с собой что угодно, лишь несколько раз недовольно встряхнул головой, словно беличий хвостик, свисавший с шапки, колол ему щёку, указывая неведомую цель. Но на такое Уника сейчас не обращала внимания. В душе её бился крик: «Таши! Таши послать с вестью! Как можно его, единственного сына, здесь на смерть оставлять?» И сама же знала, что стон её никогда не будет услышан. Что бы она ни делала, Таши останется здесь, чтобы сражаться до самого последнего мига. Возможно, это расплата – достиг плач осиротевшей Лады слуха Всеобщей матери, и послала великая земля испытание йоге, вспомнившей древнюю магию земли. Ведовство баб-йог других не жалеет, а уж себя и подавно. Легко было повторять эти слова перед очагом или возле походного костра. А попробуй, примерь-ка в жизни – каково носить такое бремя?

На том берегу мэнки кончили грузиться на плоты, началась переправа. Рубленные из сырого дерева, тяжёлые и неповоротливые бревенчатые связки двигались медленно, работники старательно налегали на длинные шесты, стараясь не позволить своенравной реке снести громоздкие сооружения вниз, к горькому морю. На вёслах и с шестами трудились исключительно мэнки, видно, никакой самый изощрённый морок не мог заставить пленного человека по-настоящему, истово работать на чужинский род.

Пятеро мужчин на горном берегу давно были готовы к битве, но продолжали скрываться, опасаясь, что если их заметят раньше времени, то мэнки могут приготовить щиты, и тогда ущерб от стрел будет совсем мал. А уж когда плоты причалят к берегу, битва закончится в две минуты, смертники, заступившие дорогу целой армии, будут попросту истыканы сотнями стрел.

Плоты достигли стремнины, где никакой шест уже не мог достать дна и оставалось полагаться лишь на спешно вытесанные вёсла, которыми орудовали выбивающиеся из сил мэнки. Чужую землю воевать – это тоже тяжёлая работа, бывает, все жилы вымотаешь, прежде чем дорвёшься к легкой добыче и сможешь всласть пограбить. Завоеватели знали это и не роптали, дружно наваливаясь на вёсла.

– Пора! – прошептал Таши. – С такого расстояния уже можно прицельно стрелять.

– Ну, как знаешь, – разрешил Тукот. – Но чтобы бил наверняка, а воду стрелами расплескивать нечего!

Обрыв в этом месте поднимался над водой двумя уступами. Таши осторожно поднялся на первый из них. Здесь он был почти не виден на фоне серо-жёлтой стены. Словно на осенних игрищах, Таши широко расставил ноги, натянул лук, так что правая рука ушла далеко за ухо, и плавно спустил тетиву.

Лук Таши делал сам, ещё мальчишкой, когда подолгу жил с матерью в ее колдовской избе. Там на стене висел богатырский лук его отца, и Таши во что бы то ни стало старался смастерить точно такой же. Когда-то он мечтал получить именно этот лук – знаменитое оружие Таши Лучника, но когда подрос, узнал, что за долгие годы старый лук рассохся и в дело больше не годится. Однако и новый лук был ничуть не хуже и в бою не подводил.