Чёрный смерч - Страница 53

– Вот ведь как бывает, теперь ей с людьми рядом и ночевать нельзя, и кушать приходится отдельно…

– Это ненадолго, – недовольно сказал Таши, сообразив, что старшой говорит о его матери.

– Да уж понимаю, не глупый, – согласился Тукот. – Сначала очиститься надо, жертвы принести идолищам и предкам своим.

– Идолы у неё такие же, как в деревне, и предок у нас общий – великий Лар, – поправил Таши, начиная сердиться.

– Кто бы спорил… – Тукот решил не развивать скользкой темы. Таши, конечно, парень славный, но кто знает, вдруг он своей матери в этих её делах помогает? Хотя и так ясно, что помогает, только что набивался в помощники. Все слышали, у кого уши есть.

Тукот прикрыл глаза и, казалось, уснул.

Йога вернулась перед рассветом. Пришлось ли ей ночью спать, Таши не знал, но мать выглядела, как всегда, и шла так же неутомимо, как обычно.

На вторую ночь история повторилась, только никто уже не удивлялся странному поведению колдуньи. Йога лучше знает, как ей есть и где спать. А остальным людям спокойнее, когда страшная баба ночует в сторонке. Таши понимал, что в племени рождается новое суеверие, но ничего не мог поделать.

Третий день пути выдался особенно пригожим. Утренняя дымка, полная свежести, не сменилась палящим зноем, места шли благодатные, кусочки степи мешались с перелесками и дубравами, на всяком спуске к воде ясно отпечатывались следы копыт, люди, занятые войной, охотились в этом году мало, дикие лошади, туры и прочие звери окончательно осмелели и на водопой ходили чуть не среди бела дня. Жаль, что посланным надо торопиться, а то можно было бы прийти в Верхнее, нагрузившись мясом.

Таши шёл радостный, слова, которые выдавил при встрече вождь, грели его душу больше даже, чем мысль о добытом ноже. Ножу он успел нарадоваться, пока в селение возвращались. Этой осенью Тейле покуда посвящения не проходить – мала, а вот на будущий год Таши на дожинки отправится не просто удаль показать, а выбирать невесту. А до тех пор вместе с разумником Тукотом и лучшим друганом Данком они идут на ту сторону Болотищ, послами к детям лосося. С матерью Таши успел-таки перекинуться парой слов и понял, что здесь всё в порядке, Ромар знает, что случилось во время первого похода, и на мать не гневается. Больше ничего Таши не беспокоило, он крепко верил, что мать и учитель разберутся с любой заковыристой головоломкой.

Перед уходом Таши умудрился и с Тейлой переговорить, намекнул, чтобы ждала и не боялась, что суровый отец будет отнимать его подарки. А мастер Каяк, когда Таши забежал проверить оружие и спросить, какие приветы передать от Каяка бывшим родственникам, посоветовал зайти к старому Стому, и тот научит, как следует быстро сверлить самоцветы. Лучок, которым сверлят отверстия в топорах, для этого дела не годится – слишком тонкая работа, а лучок раскачивает сверло. Мальчишкой Таши вместе с мамой бывал по ту сторону Болотищ и помнил Стома, древнего старика, какие у сынов великого зубра остались лишь в Западном селении, что на Белоструйной. Оно и понятно, лососей война с диатритами не затронула, отсиделись за лесами и топями. А при всякой беде старики и дети первыми гибнут.

Легко Таши шагалось и думалось о всяком добром. И погода выдалась под стать мыслям: тёплый ветерок чуть рябит серебряную кожу реки, солнце не палит, а греет, и лишь с востока, где затаились поганые мэнки, медленно наползает грозовая туча. Ну да это ничего, дождь всегда к добру, главное, что другую грозу отвели. Теперь чужинцы зарекутся поглядывать на наш берег, а еще через пару лет начнём мы с Данком и Лишкой ходить походами на мэнков, громить их укромины, покуда злые чародеи не сгинут вовсе, освободив землю для людских родов.

Таши улыбнулся на ходу, вспомнив старшую подругу. Странный человек Лишка, ни с того ни с сего осталась в селении, хотя вполне могла бы идти с посольством – язык детей лосося она тоже знает. Однако отказалась, говорит, в селении раненых много, ухаживать надо. Раненых после битвы и впрямь немало, но неужто на одной Лишке свет клином сошёлся? – травницы, почитай, в каждом доме есть. Ох, темнит девка! Может, боится, что мэнки не окончательно разбиты и снова могут полезть через реку? Да где им, после такого разгромища. Таши пожал плечами, отгоняя вопросы, ответа на которые всё равно не найти, и вновь улыбнулся, вспомнив с гордостью, как ожёг его руку священный нож, когда пришлось одному стать против целой толпы бегущих мэнков. Такое не забывается, в тот миг он ощущал себя не просто воином Таши, а чувствовал, как сила всего народа течёт сквозь его руку в камень. Горяч был нефрит, и непросто оказалось удержать его в такую минуту, а ведь сподобился, смог! И никто, ни старшие охотники, ни ровесники из дома молодых вождей не спросили, как это удалось. Лишь глядели с завистью и уважением. Нельзя о таком спрашивать и невозможно рассказать. Никто из прежних вождей не говорил, как происходит это чудо. Оно есть – и довольно.

Тропа уступами сбегала с обрывистого берега к самой воде. Отсюда и до самого посёлка она будет тянуться вдоль уреза, где особенно легко и приятно идти. Отряд с ходу вылез на самую приречную вершину, откуда открывался широкий вид на плавную излучину Великой. Затем все разом остановились и, подчиняясь невнятному вскрику Тукота, попадали на землю. Восходный берег, словно мёртвая змея муравьями, был покрыт копошащимися фигурами. В этих краях Великая хотя и приняла уже в себя все основные притоки, но ещё не разливалась так широко, как возле Большого селения или тем паче у излучины Истреца. Так что не нужно было иметь орлиные глаза, чтобы понять – не люди там, а проклятые мэнки. Не испугал чужинцев небывалый разгром, не успокоились проклятые – и недели не прошло, как снова полезли на земли людей.