– Стреля-ай!.. – запоздало скомандовал Тейко.
Это люди понимали и сами. В сотню луков всыпали незваным гостям. Хорошо всыпали, благо, что мэнки не удержали строя и открылись перед людьми, которые в эту минуту показались им меньшим злом.
– Гха-а! – из пасти Турана лилась розовая пена, глаза полыхали жёлтым пламенем, свистела и трещала дубина, чёрные пятки, каждая с очаг величиной, вдавливали в землю живых и мёртвых: – Осилим!..
Мэнки сопротивлялись отчаянно. Дважды они пытались выстроить стену из щитов, отовсюду в великана летели стрелы и копья, пущенные сильной рукой, кровь струилась по огромному телу, но Туран, кажется, и не замечал таких мелочей. Обе стены он разметал играючи, оставив за собой лишь груды мёртвых тел. Дубина гвоздила мэнков без отдыха, корни на пнище, ещё недавно облепленные землёй, измочалились не столько о тела мэнков, сколь из-за ударов о землю. Тяжко великану биться с пигмеями, половина ударов пропадает втуне. Но ещё хуже пигмеям биться с великаном, особенно таким прытким, что не позволяет пересечь себе поджилок.
И наконец мэнки не выдержали. Страх за свою жизнь пересилил прочие чувства, и чужинцы побежали. Бегущий всегда становится добычей Хурака, но сейчас люди могли лишь издали смотреть на бегство врагов. Не приведи Лар оказаться за стенами, когда там бесчинствует грозный демон. В такую минуту с ним, пожалуй, никакой шаман не совладает.
Лишь когда воющая от ужаса толпа гривоголовых ринулась спасаться через выгон к дальней роще, люди различили наконец две человеческие фигуры, стоящие на пути чужинцев. Йога в длиннополом колдовском платье, увешанном талисманами и зачурами, держала на руках Роника, который, кажется, спал, хоть и невозможно в это поверить, когда кругом творится такое. Рядом с йогой стоял её сын с луком на изготовку и молча смотрел на приближающуюся толпу, которая через минуту должна была стоптать и его, и Унику, и спящего Рона.
Теперь у родичей не оставалось сомнений, откуда взялся дух, так вовремя пришедший к ним на помощь. Какие волхования учреждала йога, какие жертвы приносила злому духу и какие обещала принести впредь, об этом лишь колдуны, ужаснувшись, успели подумать. Нельзя приводить демона к родным стенам даже ради такого крайнего случая, раз повадившись, он не остановится, так что недолгая помощь его обернётся злейшей бедой. И прогнать его нельзя, разве что принеся такие жертвы, о каких рассказывают в вечерний час, пугая маленьких детей.
Но об этом ещё никто, кроме колдунов, не успел и помыслить. Все остальные ожидали только бесполезной гибели троицы, так неловко ушедшей в дальний поход как раз накануне войны.
Таши вскинул лук, выпустил стрелу, вторую, третью… Кажется, его усилий даже не заметили. Одинокий стрелок не может остановить полсотни людей, спасающихся от преисподнего страха.
Демон бушевал за спинами бегущих, каждому казалось, что чудовище гонится именно за ним, а стрела – это привычно, стрела может и мимо просвистеть. Бегущие мэнки приближались, и, когда до них оставалось едва десяток шагов, Таши как бы неспешно забросил лук за спину, а затем в его руке сверкнуло нестерпимо зелёное пламя. Огненный росчерк разом опрокинул десяток бегущих, а остальных заставил шарахнуться в стороны. На этот раз каждый узнал блеск родового нефрита. Значит, правду говорил шаман, будто есть на свете и вторая часть зелёного камня, не зря уходила ведунья с сыном в дальний поход – умудрились, отыскали и принесли домой заветный нож, в самую пору поспели!
Бегущим мэнкам было не до того, чтобы разбираться с ещё одним опасным врагом. Те, кто уцелел после первых взмахов ножа, теперь бежали не оглядываясь.
Основная толпа чужинцев – более сотни беглецов кинулись спасаться к реке. Искажённый дух, продолжая изрыгать своё заветное заклинание, кинулся за ними. Большинство лодок он расшвырял, даже не позволив им отчалить, все остальные догнал на мелководье, старательно расколошматив ударами палицы. Убедившись, что здесь для него больше не осталось работы, демон вернулся на поле, размахнувшись, ударил дубиной тело, показавшееся ему недостаточно мёртвым. Затем налитые кровью глаза остановились на заострённых брёвнах частокола.
Теперь уже людям пришла пора призадуматься, каково это, когда вокруг дома бродит подобное исчадье. За всё надо платить, а за помощь потусторонних сил – сугубо. У всякого чёрта своя черта. Теперь наступало время расплаты.
Мёртвая тишина нависла над полем, где только что бушевало сражение. И в этой тишине отчётливо прозвучал крик йоги:
– Хватит! Иди сюда!..
Чудовище остановилось и покорно двинулось на зов. Сначала оно волочило дубину за собой, потом обронило ее. Подойдя к йоге, демон вытянул лапы, украшенные изогнутыми когтями, и громко потребовал:
– Дай!
Йога протянула ребёнка. Когтистые лапы сгребли безвольно обвисшее тело, демон проревел что-то нечленораздельное и в единый миг исчез, лишь земной прах вскружился там, где только что стояло чудовище.
И лишь потом тишину прорезал отчаянный, нечеловеческий крик Лады.
Ворота отворили, Таши с Уникой вошли в родное селение. Люди стояли плотно, мужчины и женщины вперемешку, и лишь детей не было ни одного, и это яснее всяких слов объясняло, о чём думает большинство. Никто не сказал йоге ни единого слова, да и что можно сказать в такую минуту?
В стороне отсюда, за домами, возле стены, выходящей на неостывшее поле, Калинка, навалившись грудью на бьющуюся на земле Ладу, цепко держала её и жарко, бессмысленно уговаривала: