Чёрный смерч - Страница 45

– Нас испугалась, – успокоил Таши.

На ночёвку устроились уже в знакомых местах, откуда до дому оставался день хорошего ходу. Костра Уника разжигать не позволила. И без того ночи тёплые, и без огня не озябнешь, а приметить костерок можно издали.

Туран, носившийся где-то целый день с Роником на руках, теперь сидел, поджав косматые колени к бороде и сосредоточенно ворчал что-то умиротворённое. Уника велела Таши укладываться спать, а сама взялась раскидывать обереги.

Таши пожал плечами, но перечить не стал. Улёгся на землю, укрылся кожаном с головой, чтобы комарьё не донимало, и закрыл глаза. Уже засыпая, подумал, что как раз сейчас можно было бы и поболтать всласть, а на мать молчанка напала. Хотя ей колдовать надо, и, значит, разговоров быть не должно. Вообще-то настоящее женское колдовство должно твориться, только если мужчин поблизости нет, но Таши давно привык к материнским тайнам и честно не прислушивался, когда мать принималась ворожить. Разберётся мать со своими делами, тогда и настанет Ташина очередь караулить, прислушиваясь к ночной тишине.

Поспать удалось совсем немного, часа, может быть, полтора. Уника разбудила его, когда ещё и полуночи не было.

– В селении неладно, – коротко сказала она. – Придётся нам ночь без отдыха идти. Да и там как бы опять не пришлось запретными делами заниматься. Туран, поднимайся! И чтоб от меня – ни на шаг!

Всей неожиданности хватило детям зубра на то, чтобы без толкотни пройти сквозь неширокие ворота и выстроиться боевым порядком. Не пропали зря давние уроки войны против диатритов, когда только совместными действиями многих людей удавалось вырвать победу. И сейчас встали на поле не хуже мэнков. в первом ряду копейщики со щитами, а лучники позади, прикрытые от вражеских стрел. А вот до кустов и зарослей, где устроен вражеский стан, добежать не успели, навстречу в полном порядке выдвинулись ряды мэнков. Видать, хотя и варили оборотни похлёбку, а на ворота поглядывали и к нападению были готовы.

Лучники всё же успели выпустить в сторону вражеских шалашей и балаганов огненные стрелы. Кое-где в кустах занялись дымные огни. Невелик ущерб – десяток шалашей, что за полдня выстроить можно, но долг платежом красен, на том люди с давних времён крепко стоят.

А потом две рати сошлись на бывшей пашне, уже политой в этом году человеческой и чужинской кровью.

Тейко шёл во втором ряду, хотя вместо лука у него было копьё и зелёный кистень на левой руке. Ничего не поделаешь, вождь должен быть виден всем, а в первом ряду воины скрыты щитами, их так сразу друг от друга не отличишь. Странное чувство одолевало молодого вождя. Вроде бы на битву идёт, а мысли текут медленно, вяло, как не свои. Почему-то вспомнилась бойня на Истреце, когда люди впервые сошлись с диатритами и полной мерой отплатили им за гибель Нижнего селения. Тогда Тейко был простым воином и верил, что вождь, славный Бойша, знает всё и за всё отвечает перед людьми и предками. А он, Тейко, только своей жизнью рискует. Тогда казалось, что уж он-то, Тейко, на месте вождя куда как лучше управился бы. И вот пришло время управляться, а он не знает, как быть. Ясное дело, Бойше куда как легче приходилось. Что такое диатрима – птица и больше ничего, а тут всё неведомо…

– Не спать! – крикнул Тейко любимую приговорку старого вождя. Больше для себя крикнул.

Первые ряды сошлись, так и не дав хорошего залпа, берегли стрелы для верного выстрела. А затем оказалось, что есть у мэнков средство и против щитов. Не простые оказались у оборотней копья, а с крюком, крепко примотанным к рожну. Зацепил таким крючком край вражеского щита, рванул на себя и открыл противника под пущенную в упор стрелу. Упали первые воины Лара, пролилась первая кровь. Тут уж оставалось забыть о правильном строе, ударять щитами в щиты и пускать в ход топоры.

Лишка шла в первом ряду, в самом центре войска. Когда сошлись с мэнками, она сумела удержать щит в руках, а вот копьё, хотя и пробило вражеский щит, но накрепко завязло среди упругих лозин. Бросив копьё, девушка выхватила топор и прыгнула вперёд. Толчок вышел неплох, мэнк, укрывшийся за щитом, упал, Лишка пробежала прямо по щиту, под которым ворочался сбитый мэнк, и обрушила удар на голову лучнику, только что пустившему стрелу в живот Ляхе. Не будешь, тварь, на людей руку поднимать! Следующий удар достался в шею второму лучнику. Хрустнули позвонки, и оборотень отправился на встречу с предками с навечно кривой шеей. Третий пытался сопротивляться, он успел бросить лук и выхватить мечишко, но тут выяснилось, что и Лишка не зря сохранила в свалке неудобный большой щит. Меч, теряя обсидиановые накладки, шкрябнул по прутьям, а клювастый топор уже ударил в висок, оборвав ещё одну мэнковскую жизнь. Слабы оказались мэнки в рукопашной схватке, привыкли на магию полагаться да на всякую хитрость! Во мгновение ока два войска смешались, каждый вопил своё, трещали, сталкиваясь, кремни, хрустела отточенная кость и свистели редкие стрелы, что ещё пускал кто-то из лучников, оказавшихся вне схватки. Особенно дико среди этого мужского гвалта звучал визг Лишки, самозабвенно рубившейся в первых рядах.

Тейко очутился в самой гуще боя. Здесь он был в своей стихии! Мелькало копьё, уже испробовавшее вражеской крови, гудел в ременной петле кистень.

– Ломи!.. – ревел вождь, и голос его был слышен всем.

А потом вдруг ожгло левую руку, и кистень не выпал лишь потому, что был надёжно захлёстнут вокруг запястья. В предплечье торчала мэнковская стрела, пробившая руку насквозь.