Чёрный смерч - Страница 2

К оглавлению

А Лишка так и стала охотницей и уже вторую весну подряд ходила на восток от Великой – громить гнездовья диатритов.

Опустив копьё, Лишка подошла к диатримьей кладке, вытащила из-за кушака топор, махнула по первому яйцу.

– Постой! – крикнул один из парней. – Может, они ещё свежие…

– Насиженные… – не оборачиваясь, ответила Лишка. – Ещё бы день – ловили бы гадёнышей по всей степи.

Резкими ударами Лишка расколола остальные яйца, толчком ноги подтолкнула к разорённому гнездищу убитого карлика.

– Сжечь бы… А впрочем, и камнями сойдёт. Заваливай.

– Не торопись, – сказал второй из парней. – В нём стрела осталась.

Отполированным до полупрозрачности кремнёвым ножом он расширил рану в боку убитого карлика, вытянул глубоко засевшую стрелу, умудрившись не сорвать боевого оголовка. Затёр кровь мелким песком. Лишка с напарником стаскивали в кучу камни, которые кое-где встречались в низинке. Камней явно не хватало.

– Ничего, – отдуваясь, протянула Лишка, – песком досыплем.

Шаман безучастно стоял неподалёку и, казалось, вслушивался в вечернюю тишину. Так оно и было, только слушал он не обычные звуки, а колдовские шорохи, выдающие приближение врага.

– Идёт, – негромко предупредил шаман. – Уже близко, но один. Можно встретить.

– Таши! – позвала Лишка.

Парень с копьём уже стоял рядом с ней, глядя на близкий, ограниченный гребнем бархана окоём. Таши, выдернув из колчана только что уложенную туда стрелу, встал позади копейщиков. Шаман Калюта остался недвижим, лишь продолжал вслушиваться с тем же отсутствующим видом, что и прежде.

Птица танцующим галопом выметнулась на ближнюю вершинку. Карлик на её спине тонко визжал, понимая, что опоздал к гнезду, и желая лишь отомстить погромщикам. Птица тоже видела, что случилось непоправимое, её не приходилось понукать. Казалось, ничто не сможет остановить несущуюся на обидчика диатриму: сомнёт, стопчет, расклюёт… И всё же группа людей оставалась неподвижной. Лишка и Данок так даже вовсе присели на корточки и положили копья на землю. Один Таши изготовился к бою, натянув лук.

Хищная птица, в три человеческих роста высотой, одетая в броню из жёстких перьев, которую не под силу пробить человеческой руке, с опытным вожатым, надёжно укрытым на высоте, а против – четыре человека, которые и до гузки не смогли бы дотянуться. Казалось, участь людей решена: что не сделают когтистые птичьи ноги, в полминуты довершит изогнутый клюв. Пусть даже ждущая на бычьей жиле стрела угадает точно в птичий глаз, она не успеет остановить несущуюся громаду. Птица-диатрима весом превосходит матёрого быка, а неуязвимостью – легендарного северного зверя: носорога.

И всё же люди не пытались бежать при виде несущейся смерти. Они ждали. А когда диатриме оставалось сделать три последних великанских шага, Лишка и Данок разом выпрямились, подхватив с песка копья, больше похожие не на копьё, а на бревно с насаженным на конец кремнем. Они не пытались бить, даже богатырских сил не хватало, чтобы ударить такой махиной, где уж тут справиться молодой женщине и мальчишке, всего полгода как ставшему охотником. И всё же копья разом приподнялись, нацелившись в грудь опасной бегунье. У диатримы уже не было времени, чтобы остановиться или хотя бы свернуть в сторону, всей своей массой она ударилась в каменные наконечники. Раздался треск, однако вытесанные из лучшего дерева ратовища выдержали, лишь обитые кожей пятки копий ушли глубоко в песок. Клекочущий крик прервался, из распахнутого клюва вылетел фонтан алых брызг, диатрима бестолково забила лапами и повалилась на бок, вывернув копьё из рук Лишки. Верная стрела насквозь просадила диатрита, не успевшего даже замахнуться своим копьецом.

Издыхающая птица по-прежнему была опасна, один удар дёргающейся ноги мог покалечить человека. Лишка кубарем откатилась в сторону, Данок, ухватившись за конец вырванного из песка копья, ворочал им в ране, стараясь помешать диатриме подняться на ноги. И лишь когда Таши с пяти шагов двумя выстрелами выбил диатриме глаза, чудовищное создание затихло.

– Молодцы, – похвалил воинов Калюта. Он прислушался и добавил:

– Больше никого рядом нет.

– Вот мы и с мясом, – сказал Таши, разглядывая судорожно вздрагивающую тушу.

Лишка поднялась с песка, попыталась освободить копьё, придавленное упавшей диатримой, потом махнула рукой, отложив это дело до той поры, когда можно будет безбоязненно приблизиться к поверженной хищнице. Повернулась к Данку, улыбнулась, сверкнув крепкими зубами:

– Спасибо, выручил. А у меня, видишь, подвернулось копьё, когда гадина падать стала. Песок кругом, упора никакого.

– Предки помогли, – как и полагается в таких случаях, ответил Данок.

Огненный лик Дзара уже провалился за барханы, поэтому на ночёвку отрядец устроился здесь же, отойдя всего на пару сотен шагов, чтобы не достигала вонь, всегда царящая на стоянках диатритов. Огня разводить было не из чего, поэтому перед сном пожевали белого птичьего мяса с чёрствыми, ещё домашними лепёшками. Скупо запили ужин водой. Воды оставалось немного, и Калюта сказал, что завтра надо поворачивать к дому. И без того они углубились в пески, как ни один отряд прежде.

Встали до света, когда утренний холодок ещё заставлял подрагивать, поспешно собрались и тронулись в путь. Вроде бы и день на юге длинен, но в полдень по пескам не погуляешь, здесь, как в допотопные времена, царит жгучий Дзар, и лишь его дети умеют жить, выдерживая палящий взгляд владыки. Змеи, ящерицы, многосуставчатые тарантулы. Даже диатриты со своими птенцами стараются переждать палящий полдень. Недаром до самой смерти Дзара людей на свете не было. А вот были ли диатриты, того никто не скажет, в старых песнях об этом не поется.